Автор памятника Федору Черенкову – 41-летний Филипп Рукавишников. Российский скульптор, член Московского союза художников, член-корреспондент Российской академии художеств. Его руке принадлежит также и скульптурная группа братьев Старостиных, установленная на "Открытие Арене" в 2014 году. А его отец – Александр Рукавишников – автор статуи гладиатора, встречающего зрителей у Северной трибуны.

– Памятник сделан на основе знаменитой фотографии Федора Черенкова 1983 года. Вы сами так захотели?
– Нет. Это же официальная деятельность, поэтому всегда делаешь то, что хочет заказчик. Тем более и тема такая – особого простора для какого-то творческого самоутверждения нет. Футболист – значит, футболист. Это та область, где иногда голову сломаешь, чтобы быть оригинальным, но все равно им не будешь. Потому что скульптур футболистов по миру тысячи. Бронзовых, мраморных... Мяч, кеды. Так что это совершенно традиционная вещь, которую, надеюсь, болельщики примут не строго.

– Долго работали над памятником?
– Мы обычно быстро все делаем. Где-то лето ушло.

– Трагическая судьба Черенкова выразилась в каких-то деталях памятника?
– Нет. Вы знаете, я делал этакого победителя. Виталий, брат Федора, даже говорил: "Чего это вы его несколько выпятили?" Ну потому что все-таки воин. Некий идол.

– В жизни он был невероятно скромным...
– Вы знаете, сложно все воплотить. Это же все-таки больше для литературного рассказа. Мне кажется, что лучше отображать такие моменты в книжной серии "Жизнь замечательных людей". Мы в нюансы часто не вникаем, когда смотрим на памятники, возьмите любого деятеля – не только в области спорта.

– C игрой Черенкова удалось познакомиться хотя бы чуть-чуть? Может, увидеть ее вживую?
– Нет, к сожалению. Я в футболе ничего особо не понимаю.



– Если сравнивать этот монумент с памятником братьям Старостиным... По-разному над ними работали?
– Там, прежде всего, другая эпоха. И из-за этого другая специфика, имидж. Ну и судьба же тоже у всех разная. У кого-то вообще была какая-то жуткая: ГУЛАГ, то да се. Можно художников в этом плане заклеймить, но к таким памятникам есть некий формальный – в хорошем смысле, надеюсь – подход.

Скульптура – это сочетание объема в пространстве. И хоть звучит суховато, но те эпохи, которые пытались выразить самые глубинные движения человеческой души, характера и судьбы, не факт, что так уж хорошо этого достигали. Если взять, например, конец XIX века, начало модерна со всякими дядьками, тетками со сломленными судьбами, плывущими куда-то в небеса.

Мне казалось, что здесь мне нужно было создать больше оптимистичный образ. Тем более раз памятник располагается около стадиона.

– Отзывы публики вас волнуют?
– Конечно, реакция всегда волнует. Но, во-первых, у нас такая неподготовленная публика... Во-вторых, она разделена внутри на разные группы, от которых если ничего хорошего не дождешься, то и обламываться не стоит. Себя к этому просто приучаешь.
Говорить о том, как любители футбола смотрят на искусство – только обижать их. А обижать никого не хочется.

Внутри же нашего цеха художников есть внутренние дрязги, где нужно хвалить одно, а ругать другое. Это тоже достаточно противная камарилья. Если сильно обращать на нее внимание, отравит всю оставшуюся жизнь.

Памятник Черенкову. Зеленову нравится, Рабинеру - нет!

В понедельник на "Открытие Арене" был представлен памятник Федору Черенкову. Он вызвал неоднозначную реакцию общественности. "СЭ" предоставляет слово автору скульптуры и двум обозревателям, чьи мнения разошлись.

ЗАКАЗ НА ЧЕРЕНКОВА
Игорь РАБИНЕР

Никогда не думал, что можно так волноваться перед мгновением, когда с нового памятника сдернут покрывало. С десятиминутным опозданием всеми правдами и неправдами прорываюсь к Южной трибуне "Открытия Арены", обнаруживаю, что церемония открытия памятника Федору Черенкову еще не началась, – сначала выдыхаю с облегчением, а потом нервничаю с удвоенной силой.

Ловлю себя на этом ощущении и задумываюсь – почему? Ответ из одного слова. Любовь. Та самая любовь к кумиру детства и скромнейшему из людей, которая заставляет меня считать Черенкова лучшим футболистом всех времен и народов. Не претендуя ни на какую объективность, которой, если тебе не все равно, вообще не бывает. И, более того, с негодованием отбрасывая ее в сторону...

Покрывало еще на памятнике, волнение внутри бушует яростнее, чем перед любым матчем. И тут коллега знакомит меня с весьма эпатажно – в черную шубу и синие кроссовки – одетым человеком. Внешний контраст со всеми остальными пришедшими огромен.
Человек оказывается Филиппом Рукавишниковым, модным скульптором и сыном скульптора, а главное – автором памятника Черенкову. Грешно не воспользоваться случаем и не поговорить с творцом, правда?

Разговор длится около пяти минут. И с каждой его секундой я прихожу во все больший ужас. С каждой новой фразой все сильнее хочу оборвать диалог на полуслове – но профессиональный инстинкт перевешивает.

"Футболист – значит, футболист. Оригинальным все равно не будешь"... "Это же официальная деятельность, поэтому всегда делаешь то, что хочет заказчик"... "Простора для творческого самоутверждения нет"... "Скульптур футболистов по миру тысячи. Мяч, кеды"... "Мы обычно быстро все делаем"... "Делали этакого победителя. Все-таки воин, некий идол"... "Игру Черенкова не видел. В футболе ничего особо не понимаю"... "Нужно было создать оптимистичный образ. Тем более памятник располагается около стадиона"... "Говорить о том, как любители футбола смотрят на искусство – только обижать их"...

И, как последний гвоздь, – о братьях Старостиных, которых лепил тоже он: "ГУЛАГ, то да се"...



За пять минут я с содроганием понял, что автор памятника Черенкову ничего о Черенкове не знает. Хуже того – и не хочет знать. И с какой-то даже, как показалось, гордостью, парадоксальной и необъяснимой, это подчеркивает.

Важно то, что это говорилось под диктофон. В ином случае все сказанное можно было бы расценить как доверительный, немного даже интимный рассказ художника, не предназначенный для выноса на публику. Что, правда, было бы странно, учитывая, что мы только что познакомились и я представился журналистом. Но диктофон был, и рассказ этот для публикации и предназначался.

Спасибо Рукавишникову-младшему, конечно, за честность – мог ведь и навести тень на плетень. Но, наверное, ему было невдомек, что есть на свете миллионы людей, которые относятся к этому чудовищно рано, в 55 лет, ушедшему от нас волшебнику совершенно иначе. Не как к "официальной деятельности", а с точностью до наоборот. И если тебе доверяют изваять его памятник, то это – огромная ответственность перед чувствами этих людей. И такое подчеркнутое безразличие не может их не покоробить.

После этого я уже был готов ко всему. И, когда Сергей Родионов, гендиректор "Спартака" и ближайший друг Черенкова, снял покрывало, в первую секунду выдохнул с некоторым облегчением. Не потому, что был в таком восторге от памятника. А потому, что эта беседа заставляла меня ожидать худшего.

Уже потом я узнал, что ситуацию отчасти спасли четыре приезда родственников и друзей Черенкова, всякий раз довольно сильно корректировавших детали. И что первый вариант был отбракован ими единогласно.

В итоговом варианте черты лица Черенкова вполне узнаваемы. Со знаменитой фотографии в журнале "Огонек" калька сделана добротно. Но эта выпяченная, как у Криштиану Роналду, грудь (ах да, он же "этакий победитель", "воин, некий идол" – трудно подобрать менее подходящие для него характеристики)... Это отсутствие щемящей Фединой грустинки во взгляде... Эти длинные мускулистые ноги, которые не имеют с настоящим Черенковым ничего общего...

Какими бы правильно воспроизведенными ни были черты лица, в них не передать душу. А как ее передашь, не зная о человеке ничего? Как почувствуешь, если "памятников футболистам по миру тысячи. Мяч, кеды"? Рукавишников лепил абстрактного футболиста (один из знакомых знатоков искусства увидел в нем даже больше сходства с "Давидом" Микеланджело). Для пущей убедительности – с гладиаторскими мотивами.

А надо было – Черенкова.


Нет, "Спартак" сделал великое дело, увековечив память Федора. Перед матчами люди будут ему поклоняться, класть цветы, а дети – спрашивать отцов, кем был этот кудрявый дядя. Это, в конце концов, – главное.

Вот только жизнь в нашем перевернутом с ног на голову современном мире такова, что в погоне за броским именем – тем, что есть у Рукавишникова – забывается суть. Мода оказывается важнее любви. Сиюминутное кладет на лопатки вечное.

А эта надменность, высокомерие к футболу и его поклонникам? "Говорить о том, как любители футбола смотрят на искусство, – только обижать их". Это кого же обижать? Марка Розовского, произнесшего у подножия памятника блистательный монолог о Черенкове? Олега Табакова, Родиона Щедрина, Дениса Мацуева, Михаила Ефремова, Леонида Куравлева, Александра Розенбаума, Сергея Мигицко, Артура Смольянинова – и далее по списку?

...Скажу честно: долго сомневался, прежде чем написать эту колонку. Уж слишком щепетильна тема, уж больно велика опасность кого-то ненароком обидеть и задеть. И если бы не было этого интервью – наверняка промолчал бы. Потому что памятник как таковой, впечатление от него – вещь сугубо субъективная и вкусовая.

Да даже и после интервью легче было поаплодировать самому грандиозному факту его открытия – а об остальном забыть. Вернее, заставить себя забыть.

Но это значило бы – предать СВОЕГО Черенкова.

Не тех или иных деталей в памятнике я не смог вынести, все-таки решившись об этом написать. А равнодушия художника к человеку, который влюбил меня в футбол.

Нет, никто не требовал полюбить футбол 41-летнего (то есть по возрасту имевшего все шансы видеть Федора в игре и по крайней мере слышать о нем) скульптора. Это невозможно ни за какой гонорар. Но то, что у творческого человека даже не возникло желания побольше узнать о своем герое, увлечься им, влюбиться в него хоть на те три месяца, что продолжалась работа, – выше моего понимания. На мой вкус, каждая, даже самая крохотная тема, которой занимается творец, должна на это время становиться для него главной в мире.

Не говоря уже о целой планете, какой был Федя.

Рукавишников же просто механически выполнял заказ. Заказ на Черенкова.



ЗАЧЕМ МАЛЬЧИШКАМ ГРУСТНЫЙ ФЕДОР?
Дмитрий ЗЕЛЕНОВ

В мире не так много памятников, которые нравились бы абсолютно всем. Из тех, что приходят в голову, большинство, скорее, скульптуры: Родина-мать, Статуя Свободы, Христос-искупитель. А когда речь заходит о личностях исторических, особенно из живших недавно, начинаются разногласия. Установка таких монументов – дело, которое всегда вызывает в обществе споры. На вкус и цвет товарищей нет, и, тем не менее, люди воинственно отстаивают свою позицию по тому или иному художественному вопросу.

Вы знаете в Москве хоть один бесспорный памятник, кроме монумента Минину и Пожарскому?

Юрий Долгорукий? Ничего подобного. Эту скульптуру, ставшую за полвека открыточной, в свое время полоскали все кому не лень – и потому что "идейно чуждый", и из-за "тяги к украшательству", а писатель Александр Солженицын и вовсе связал памятник с мятежом заключенных в Казахстане, при подавлении которого погибло около 700 человек.

В разные годы ругали "гранитную кучу" Карла Маркса на Театральной площади, "карикатурного" и "безликого" Гоголя на одноименном бульваре, даже безупречный памятник Пушкину омрачила история с его переносом на новое место.

Много критических стрел прилетело в скульптуру маршала Жукова, открытую в 1995 году на Манежной площади. Мол, неживой какой-то, деревянный. Кстати, одним из тех, кто нелицеприятно отозвался о работе, был Александр Рукавишников, отец автора памятника Черенкову.

И чем моложе произведение, тем строже общество. Народ в пух и прах разгромил исполинскую статую Петру на стрелке Москвы-реки и Водоотводного канала – 98-метровое изваяние регулярно входит в многочисленные антирейтинги. Своя порция досталась бронзовому Столыпину у Белого дома. Целый скандал не так давно разгорелся вокруг еще не установленного памятника князю Владимиру.

Мог ли Черенков – личность удивительная, сложная и многогранная – получить памятник, который устроил бы всех? Конечно, нет. Это не удалось Пушкину с Гоголем и Марксу со Столыпиным. Так что Федор Федорович попадает в интересную компанию.

Одно, как мне кажется, бесспорно – сам факт установки памятника Черенкову заслуживает исключительно положительных оценок. А то, что бронзовый Федор – слишком оптимистичен и чрезмерно мускулист, так что ж с того? Отечественному спорту нужны положительные мифы. Вряд ли маленькому мальчику, впервые пришедшему на стадион, можно доступно рассказать о сложной и неоднозначной судьбе великого футболиста. Ему нужен герой и идол – как бы кто ни относился к этим словам. Вырастет, сам обо всем узнает.

http://www.sport-express.ru
http://www.sport-express.ru