Шмурнов: «Впечатление, что светлое будущее позади» - 14 Января 2015

Первая часть интервью с известным комментатором «НТВ-Плюс» по итогам 2014 года.

Когда перед редакцией (мной и шеф-редактором Александром Августиным) встала задача сделать итоговое интервью по результатам прошедшего 2014 года, мы задумались, с кем нам было бы пообщаться интереснее всего. Сразу стало ясно, что разговор надо вести с журналистом, потому что хотелось коснуться не только футбольных событий, но и всего, чем прошедший год запомнится жителям нашей страны. Да и в жизни собеседника за отчётный период должно было произойти что-то важное. Кроме того, журналист должен быть известным, статусным и, желательно, интеллектуалом. И вот когда мы сформулировали задачу, стало ясно, кто станет идеальной кандидатурой – экс-главный редактор интернет-портала «Чемпионат», уже много лет комментирующий футбольные матчи на «НТВ-Плюс», один из руководителей и преподавателей «Школы спортивного журналиста» Александр Шмурнов.

Благо, на контакт Александр Иванович идёт легко и быстро согласился на встречу, пригласив в симпатичное кафе «Хитрые люди», где мы в итоге и смогли откровенно поговорить в спокойной и непринуждённой обстановке.

Артём Зибрак: Александр Иванович, какое у вас настроение?
Александр Шмурнов: Праздничное (улыбается).

АЗ: Конец года – время подводить итоги (разговор состоялся в 25 декабря, – прим. Eurofootball). Каковы ваши впечатления от уходящего года? С каким настроением приехали к нам на встречу?
АШ: Год во всех смыслах был непростой.

АЗ: Для вас лично или вообще?
АШ: Я уже в таком возрасте, когда не бывает только своего личного – встал, проснулся, побрился… Уже давно существует определённая система координат, в которой я существую. Это и семья, и город, и страна, и мир. В этом мире жить моим детям, и я каждый день об этом думаю. В общем, не очень хорошее настроение по итогам этого года (усмехается).

АЗ: Вы остро реагируете на происходящее в стране?
АШ: Ещё раз повторяю – каждый день я ощущаю, что в этом мире жить мои детям. Я, скажем так, воспитан в иных понятиях, чем те, что стали популярными.

Александр Августин: В мире или в стране?
АШ: И в мире, и в стране. Меня немного раздражает, что моим детям придётся быть в оппозиции к жизни, что жизнь выстроена не так, как мне казалось она будет выстроена в ближайшие годы. Мы, как всегда, хотим, чтобы дети жили при светлом будущем, но у меня такое впечатление, что светлое будущее уже позади.

АА: Первая и Вторая мировые войны уже позади, и сейчас мир не воюет – есть только какие-то локальные войны…
АШ: Я и боюсь, что мир на пороге войны, пусть даже и холодной. Всё равно это война. Война, которая прежде всего портит мозги.

АЗ: Наверное, сейчас в первую очередь идёт информационная война, и для нас, как журналистов, это актуальный вопрос. Можно каким-то образом оградиться от искажённой информации? Можно её как-то фильтровать?
АШ: Стараюсь, я же спортивный журналист – пишу, говорю о спорте. И у меня дома нет телевизора. Точнее, он есть, но используется исключительно как монитор для компьютера, через который мы смотрим кино, спортивные трансляции и разные детские передачи, которые мы сами выбираем не на телевизионных каналах. Ни один телевизионный канал не работает, и, думаю, не будет работать никогда.

Я ненавижу сегодняшнее телевидение, оно не оставляет мне выбора. И федеральные каналы, и частные. Частные проекты бывают удачные. Последним из них на мой взгляд был “Дождь”. Хотя меня и в нём не всё устраивало, но, во всяком случае, мне было интересно следить за пульсом жизни. Там многое было в прямом эфире, а я считаю, что телевидение это только прямой эфир. Когда нельзя ничего вырезать, отредактировать, заретушировать или наврать.

В прямом эфире пульсируют мысли, идеи, эмоции, которые рождаются прямо сейчас, которых не было пять минут назад. Это было на “Дожде”, но не так, как мне хотелось. Я не вправе давать какие-то советы, потому что оцениваю, как зритель, но “Дождь” был не совсем моим телеканалом. При этом он был единственным телеканалом, который я мог позволить себе включить в качестве эфирного в любой момент.

АА: Но у них была какая-то своя линия, позиция…
АШ: Я, кстати, её не очень разделяю. Вообще, если говорить о политике, я человек умеренных взглядов. Сто лет назад сказали бы центрист. Для меня самое последнее, что есть в этом мире, это экстремизм. Не в том понимании, в котором его нам сейчас пытаются навязать, а в том, что что-то становится до такой степени важным, что оказывается важнее жизни и здоровья ребёнка. Я противник этого.

АА: Вы наверняка знаете про миллионера Германа Стерглингова. Он бы, наверное, предложил вам переехать в лес, завести хозяйство и отгородиться от внешнего мира…
АШ: Совершенно верно. Наверное, это один из выходов, но я болен Москвой, болен городами, которые я обожаю. Как и природу, впрочем. И всё же я люблю попадать в новые города и проникаться их духом. Можно сказать, что в городе я нахожусь, как в лесу. У кого-то пение соловья и шелест листвы вызывают эмоции, а я люблю городской шум. Некоторые любят собак, а я обожаю все на свете города. Это мои друзья.

Мой самый любимый город – Москва. Отсюда я никогда не уеду. И когда говорят, даже не мне (я в этом плане не очень активен): “Эй, пятая колонна, валите отсюда!”, хочется ответить: “Это вы валите! Мы здесь живём! Что значит, «валите»?”

АА: А вы даёте повод говорить о себе, как о пятой колонне?
АШ: Не даю. Но если приставить меня к стенке и спросить: “Ты кто? Отвечай, пятая ты колонна или не пятая?”, я выберу пятую.

АА: Это термин наших нынешних либералов. Это те, кто не согласен с правящей властью.
АШ: Я не согласен, но я не пойду бомбить, потому что я не революционер. Но буду говорить, что не согласен с тем, что сейчас навязывают народу.

АЗ: Вы не оппозиционер, а критик?
АШ: Скорее даже, скептик. Разумеется, я так говорю потому, что так думаю. Я говорю об этом своим детям, студентам и телезрителям, намекая на это в своих спортивных репортажах. Я говорю о том, что мне не нравится, когда права человека стоят ниже, чем некие совершенно эфемерные интересы государства. Для меня человек на первом месте – так было и будет. Человека в нашем государстве стало меньше, меня это расстраивает. На этом можно и закончить политическую тему. Она тревожит и будоражит каждый день, но заполнять ею всё своё существование я не хочу.

АА: Послдений вопрос на эту тему. Ваши коллеги часто оставляют какие-то яркие посты. Например, Алексей Андронов дал интервью Sports.ru. Возможно, вы читали?
АШ: Да, читал.

АА: Там было достаточно времени уделено политике. Да и другие Ваши коллеги имеют яркую позицию. Вы сильно отличаетесь от них в этом плане?
АШ: Я имею схожую точку зрения, просто считаю, что надо дозировать своё профессиональное, своё семейное, политическое или философское. Заполнять все свои мысли и подчинять все свои действия одной идее – это тоже род экстремизма.

Что касается Андронова, но уже переходя к журналистике… В этом интервью он рассказывает, как на следующий день после разговора с Дзичковским в «СЭ» он обнаружил массу купюр, касающихся политики. Я против политики и против цензуры, которая залезает в спорт. При этом я могу понять редактора, это вырезавшего.

В принципе, я никакую цензуру не могу оправдать, но Андронова пригласили поговорить о спорте, а жизненная позиция и эмоциональный фон сейчас таковы, что важнее политика. Может, стоило сделать два материала – один только про политику, другой только про спорт. Или журналист, который ведёт разговор, мог сказать: «Хорош, давай не будем». Такого рода цензуру я ещё оправдать могу, но когда политика залезает в сам спорт и спорт становится элементом политики, это для меня неприемлемо.

Когда мне говорят, что об этом (каких-то минутах, секундах, трансферах или очках) писать не надо, потому что это, грубо говоря, политически неверно, я восстаю и борюсь. Если из моего спортивного разговора вырежут политику (вот вы возьмёте весь наш первый кусок и отрежете, я смогу понять: хорошо – вы хотели поговорить о спорте), но если вы не опубликуете что-то, связанное со спортом, потому что вашему изданию политически неверно ругать, условно говоря, Гинера, Толстых, Мутко, Капелло, Блаттера, эта цензура будет для меня совершенно неприемлемой и с вами я в следующий раз общаться не буду. Понимаете разницу, да?

АЗ: Вы сталкивались с такой ситуацией?
АШ: Чтобы вырезали что, что я сказал? Нет.

АА: А как вам пример с Александром Бубновым, когда он в прямом эфире начал критиковать министра и его быстро убрали? Это яркий показатель?
АШ: Да, это плохо. Я, кстати, предпоследний поклонник Александра Викторовича, мне не нравится его творчество…

АЗ: А кто последний?
АШ: Как в анекдоте, последних много. Знаете его, нет? Знаменитого музыканта спрашивают: «Что вы думаете насчёт этого дирижёра?» Он отвечает: «Это второй дирижёр мира». «Второй? А кто же первый?». «Первых много». Я не критик Бубнова, но и не поклонник. Тот стиль, который он оседлал… Как правило, он говорит верные вещи, но выходя на сцену, надевает маску…

АА: … Жириновского.
АШ: Ну, если вам угодно.

АЗ: Это работа?
АШ: Да, я знаю, что это работа. Где-то как профессионала его можно уважать, но это не мой стиль. Я, например, теоретически могу уважать Диму Билана, но слушать не стану ни одной секунды.

АЗ: Вы следите за передачами Александра Викторовича?
АШ: Нет.

АА: Не будем заострять на нём внимание, но всё же ещё один вопрос. Вы не читали его книгу?
АШ: Нет, сейчас передо мной нет такой задачи. В списке литературы эта книга не значится.

АА: Всем известно, что Вы любите «Спартак». Неужели Вам неинтересно, что в этой книге написано?
АШ: Наверное, найду весной время, чтобы почитать. Может быть, попрошу кого-то из студентов сделать выдержку из избранного. Чтобы прочесть только то, что стоит, потому что это не добавит мне никакого ощущения мира. А для меня книги – мои близкие друзья, с которыми хочется общаться, а не собутыльники под забором, которые случайно на тебя наткнулись и испортили вечер.

АЗ: Какая книга в 2014 году поразила больше остальных?
АШ: Боюсь, мы обратно вернёмся к политике. Самое яркое впечатление на меня произвела «Обитель» Прилепина. Это самое яркое впечатление. А самое негативное впечатление на меня произвёл сам Прилепин, недавно рассказавший о том, что Россия не Европа и что таких как я, например, ноль целых одна десятая процента, и нас надо задавить, как клопов. Это ужасно, потому что, на мой взляд, он соврал три раза.

Он соврал математически, потому что таких, кто думает, что Россия должна быть частью Европы и двигаться по европейскому пути, процентов сорок как минимум, а то и семьдесят – это трудно посчитать. За последние годы я был во многих городах в разных частях России и разговаривал с людьми и нигде не увидел того, о чём говорит Прилепин. Его вывод какой? Единственная причина не считать Россию Европой – это сама Россия. Красиво сказал, ничего не скажешь, но это первое, где он соврал.

Во-вторых, он соврал в том, что те, кто не хочет быть Европой, кто насмотрелся «ящика» или не хотел этого никогда в силу тех или иных причин, ненавидят эту самую Европу. Неправда! Даже эти люди не настолько против европейского пути, чтобы их противопоставлять Европе. Они просто живут немного по-своему. Где-то очень тяжело. Нельзя забывать, что наследие Советского Союза оставило нам и тюрьмы, и бандитизм, и разруху, и хулиганство, и наркоманию, особенно усиленные развалом, который был в стране. Тогда невозможно было воспитывать детей, и они вырастали бог знает на чём.

Мне говорят, что комунизм это хорошо, а демократия плохо, или наоборот, что демократия, которая была у нас в 90-е, хорошо, а коммунизм – плохо. Но и те, и те не правы. На самом деле всё очень сложно, всё взаимно проникает, взаимно переплетается. При этом неправда, что люди всё это отторгают – в школе я учил французский язык, был в 60 странах мира. Я так устроен, что мне весь мир интересен. Я люблю все страны. Не больше, но и не меньше, потому что всё это люди, всё это жизнь, наша планета.

И третье – неправда, что мы говорим: «Немытая Россия, крестьяне, нам это не нравится, вы нам мешаете…» Это враньё, что люди, которые хотят двигаться к демократии и изменению человеческих ценностей, эту Россию не воспринимают. Это неправда. Мы сидим вместе и разговариваем. Каждый человек должен находить с другим человеком какие-то общие пути. Это самая большая беда Прилепина – он разобщает, а писатель должен объединять. Он должен был сказать, что наше общество, как и было всегда (западники, славянофилы и т.д.), разделено, и нужно искать выход. Идея должна быть в объединении, а не в том, чтобы назвать кого-то пятой колонной.

АЗ: Вам не кажется, что сейчас такого разделяющего негатива в средствах массовой информации стало слишком много?
АШ: Конечно, кажется. И когда это говорит писатель, на каких бы позициях он не стоял… Я уважаю Прилепина как мастера, потому что книги, которые он пишет, это книги. И у многих писателей была сложная жизненная позиция. Например, знаменитый норвежский писатель середины ХХ века Кнут Гамсун был известен как человек, разделявший фашистские взгляды. Это же не значит, что он плохой писатель. Меня расстроило это разделение публичным человеком на «наших» и «не наших». Это страшно, я не хочу, чтобы мои дети жили среди «наших» и «не наших». Писатель должен объединять, у него не должно быть в книгах «наших» и «не наших» применительно к согражданам. Я уважаю его творчество, и профессионал он с большой буквы, но руку ему за эти высказывания я точно не пожму.

У меня сын только что прочитал книжку, которая, можно сказать, произвела на меня сильное впечатление в 2014 году, потому что благодаря сыну я вернулся к ней в очень важный момент. Знаменитая книга “Убить пересмешника” Харпер Ли про то, как живут дети, чей отец-адвокат защищает негра в те времена, когда вышел закон о разделении Севера и Юга. Война закончилась, но негритянская тема в американском обществе всё ещё стоит остро. И как переживают это его дети, становясь в какой-то момент чужими в своём мире. В этой книге очень много добра и правды, и главное это идея, что нельзя разделять людей по какому-то признаку: по вероисповеданию, цвету кожи или политическим взглядам. А у нас в обществе это происходит. И когда такой большой писатель, как Захар Прилепин, позволяет себе сказать: “А вы там Россию не замечаете”. Да не «вы», а «мы». Есть только одно слово для писателя в своей стране – это «мы». А у него оказалось разное «вы». Я ему руку не пожму, пусть у нас и нет путей пересечений. Возможно, я сяду и прочитаю другой роман, потому что литература это важно, в том числе потому, что хочу знать своего врага в лицо. Ведь «Обитель» не так написана, и мне странно, что он дошёл до этого.

Конец первой части.