Напоследок расскажу вам историю из старинных девяностых, дураками названных «лихими». Они вправду были лихи, но по единственной причине – мы были молоды. И это прекрасное время ушло, и осталось, как говорят в седьмом, если не ошибаюсь, классическом грузинском тосте, – сладким воспоминанием.

Когда-то событием стало, что Москва «прозрела» и перестала по вечерам уходить в глухую темноту, стали подсвечиваться фасады домов в центре. Потом с улиц стали исчезать проститутки; помню, как-то созваниваемся с Димой Федоровым, договариваемся поужинать в «Старлайте», а потом прогулялись до Арбата – так ведь Садовое было уставлено девахами, и это никого не удивляло! Мы шли, травили истории, троллили вечер, и вдруг перед нами из подъезда к проезжей части прошел человек, несший кошку – так мы чуть со смеху не умерли: в окружении б...ей трудно было бороться с впечатлением, что он нес зверя выполнять чью-то извращенную страсть.

В те времена вечера после матчей сборной становились прекрасными вечеринками, ведь практически полностью состав собирался из легионеров; парни были разбросаны по разным концам Европы, практически не виделись, не видели старых друзей, даже не общались особо – мобильная связь оставалась роскошью. Наутро все разлетались по своим клубам, а ночью, конечно, спать было незачем.

В сборной было две основные компании, естественно – старики и молодежь. Мы пришли в профессию, когда поколение Карпина и Онопко уже состоялось как звезды, и постепенно сдружились с теми, кто представлял следующее поколение: оно еще и не разъехалось к тому же поначалу, они смотрели ФК, и мы дружили. Излюбленным местом встреч был клуб «Солярис» в подвале гостиницы «Космос»; он был круглосуточный, место насиженное, а мы впридачу ко всему могли туда приезжать вечером с работы – телецентр-то на расстоянии, считай, вытянутой руки. Кроме того, неподалеку жил тогда человек, бывший едва ли не главным центром притяжения всей футбольной банды Москвы, защитник «Спартака» Рамиз Мамедов.

Рамиз был удивительным человеком. Редко так бывает, чтобы человек, настолько гораздый на розыгрыши и каверзы, сам попадал в смешные ситуации с такой регулярностью. В этой связи в компании существовала старинная шутка, что Рамиз и Мамедов – два разных человека, которых неплохо было бы друг с другом познакомить. Кроме того, Рамиз мог ответить влет на любую шутку втрое круче. Я еще не был знаком с этой бригадой, но в воспоминаниях современников до меня дошел диалог, когда в большой мвшине несколько спартаковцев ехали почему-то в Загорск. Был июнь, «Детройт» пробирался к Кубку Стэнли, и все обсуждали «Русскую Пятерку», а в машине было как раз пятеро, и вот под разговор стали распределять роли, и никому не хотелось оказаться Козловым. Очередь Мамеда, а все уже разобраны – поймали парня... И тогда, секунду подумав, этнический азербайджанец Мамедов сказал: ок, я Айзерман!

Кстати, хочу сказать вам, любители позлословить: Рамиз с четырьмя командами был в Лиге чемпионов, посмотрите, сколько у него титулов. Это был выдающийся спортсмен, и мне жаль, что он с его лукавинкой не работает сейчас где-нибудь вторым тренером. Он был бы прекрасный второй.

Но бывало и свободное время! Это ведь в «Спартаке» Романцева, насколько я знаю, который все выиграл, родилась фраза: «За что мы любим футбол? За то, что после футбола!»

Еще две истории с Мамедовым, прежде чем перейти к очередному, последнему в этом цикле приключению: его любимым трюком было в не особенно знакомой компании снять в машине руль. На ходу, естественно. Как это родилось: Рамиз снимал квартиру в не самом спокойном месте – вот как ехать в область по Северянинскому мосту, сразу за мостом справа высокая башня; там он и жил где-то под крышей года до 98-го. Напротив, кстати, был круглосуточный «Макдональдс», что опять же делало возможным любую вечеринку закончить у него, когда все закрывалось. Так вот: опасаясь, что машину угонят, Мамед стал снимать на ночь руль и уносить с собой, а кто-то ему показал, что ездить без руля на самом деле не так сложно – берешься там за какую-то пукалку и управляешь одной рукой; так вот он с тех пор и цирковал иногда.

А из машины он с тех пор на ночь уносил аккумулятор.

О, другую историю я забыл. Вспомню, расскажу.

Так вот, дело было осенью 97-го. Сборная обыграла Болгарию в Лужниках, но это ей ничего не дало: все равно попадали в стыки. По случаю ненужности матча сыграл Веретенников и, кстати, забил. Не складывалось у Олега в сборной, не доверяли ему; жаль. Спустя время мы оказались в «Инфанте» – клубе под Международной, который только-только открылся тогда. Говорили о чем попало, кто-то пошел попробовать в казино (тогда только расцветавшая фигня), а мы с Верей что-то напряженно обсуждали. У нас были добрые отношения, но Веретенников как лидер «Ротора» был всегда уверен, как и все всегда уверены, что Москва себе на уме.

И о чем-то мы упрямо спорили, не столько сердито, сколько нудно, и это стало немного напрягать окружающих. И Федякин предложил разрешить спор спором. Испытанием. Но каким?

После короткого совещания эти гады с подачи все того же Федяки (вы его не знаете, и много потеряли) решили, что мы должны сыграть в Б-52. А это жестокая игра – знаете этот слоеный горящий коктейль? Ну, вот кто больше выпьет. Молодые были; мне так вовсе 26 лет... Раз, два – никто не спешил, на третьей мы забыли, о чем спорили, а в итоге я выиграл 6:5, и тут уже настало поздно и захотели поменять дислокацию. В этот момент еще один наш товарищ, футболист, ессно – назовем его здесь Бес – вспомнил, что по какой-то причине у Рамиза дома какая-то вечеринка с большим количеством девушек.

Мы вышли из «Инфанта» впятером: я, Бес, Веретенников, девушка Саша, которая очень пыталась добиться от Мамеда какой-то взаимности, и наш товарищ Вова, который не выпивал (почти) и был за рулем. У Вовы был роскошный спортивный мерс о трех дверях, который ему как раз немного надоел и он искал на него покупателя. Веря уверенно сел за руль. Как так? А Б-52?.. Но Вова этого не знал; зато Бес нажужжал ему по пути, что Веря с удовольствием бы купил его машину!! Вот зараза!

Дорога от Трехгорки до Мамеда заняла немного времени – по нашему городу тогда ночью совсем не ездили. Но это был ад кромешный. Во-первых, Вова понял свою ошибку буквально на второй минуте. Во-вторых, оказалось, что девушка Саша в этот момент влюблена в песню Марины Хлебниковой «Чашка кофию», и всю дорогу отматывала ее на начало. В-третьих, Бес, пихая на заднем сиденье Вову в бок (а выйти сзади никто ж сам не может, он же трехдверный), через губу говорил Вере: «Верь, ты давай поосторожней. Не Волгоград, кто тебя тут знает, есичо... Не, у нас так не принято, красный наш, зеленый общий...» От Вовы исходил замогильный холод, а я хохотал, не останавливаясь, на переднем сиденье.

У Рамиза дым стоял коромыслом. Почему сейчас так не собираемся? Чтобы на маленькой кухне, с чем-то самым необходимым, человек двадцать спокойно могли потанцевать под кассетный магнитофон?.. Помните, были такие, похожие на приземистую кастрюлю? Вот это сходство едва не потопило нашу вечерину, потому что кто-то, переставляя пакеты в поисках еды, поставил мафон на конфорку, где только что грелся чайник, и музыка кончилась. Ненадолго – у Рамиза был запасной.

Потом все продолжилось. Потом я мирно уснул на табуретке посреди танцев, а мой соперник по Б-52 – напротив. Потом из-за шума приехала милиция, ей показали на меня и на Верю, и Бес объяснил – вот какая у нас приличная вечеринка, с такими людьми и тихая – все спят (утром он шутил, что милицию вызвали соседи с 13 этажа, притом что Мамед жил, по-моему, на 21-м)...

Вот так и веселились в той темной Москве. Не каждый день – по праздникам. Парни наутро разлетались по испаниям, следующий раз был весной, я с чугунной башкой шел ловить машину до Балашихи, а Мамедов закрывал за мной дверь, философски замечая: сегодня же еще у Бахарева день рождения...