Решил перечитать вышедшую в 1986 году небольшую книгу Николая Петровича «Мои футбольные годы» и был просто шокирован. С какой невероятной точностью подмечены практически все тренды только начинавшего тогда свою поступь «модерн-футбола»… и как замечательно описано положение в футболе нашем — тоже ведь практически ничего не изменилось.

Дабы не быть голословным — цитаты.

Футбол делается все более нарядным и мелодраматичным, иначе говоря, усиливается его эмоциональное воздействие на аудиторию. Игроки не сдерживают жестикуляции, как бы желая объяснить зрителям свои поступки и промахи, а при столкновениях и падениях порой разыгрывают «жуткие» сцены ради того, чтобы вызвать к себе сочувствие.

За тридцать лет эта тенденция лишь усилилась. Особенно сейчас, когда эмоциями мы делимся не только непосредственно на стадионе, но и через Интернет.

Сказывается характер сегодняшней подготовки команд к каждой игре, когда учитывается заранее все, что можно учесть, и перед всеми открывается возможность пользоваться видеозаписями матчей с участием будущих противников.

Опять же, сейчас эта тенденция только расширилась и углубилась.

Всегда возникает и такой вопрос: какой футбол в ходу — атакующий или оборонительный? Я бы ответил: контратакующий. Чаще всего приходится видеть, что обе команды занимают выжидательную позицию. Самостоятельная, я бы ее назвал суверенной, наступательная тактика проглядывала у сборных Бразилии, Франции и Аргентины.

И здесь ничего не изменилось. Больше скажу, нынешний «Спартак» болельщики не любят именно за отсутствие такого «суверенного футбола».

Был эпизод, когда бразильцы провели быструю атакующую комбинацию с участием нескольких игроков, сделав в ходе ее пять передач в одно касание. Это не назовешь иначе чем высшим показателем технического совершенства. Представьте, первым же прикосновением к мячу, не останавливая его и не подправляя, не задерживая, переадресовывать его совершенно неожиданно для противника точно туда, куда надо! Если у нас прежде в «Спартаке» Черенков и Гаврилов разыгрывали комбинацию с двумя передачами в одно касание, это считалось успехом. А тут — пять. Когда я на следующее утро встретился с Бесковым, он сразу меня спросил: «Видели, как бразильцы сыграли в пять передач в одно касание?

И снова про спартаковскую игру. В первую очередь, как писал даже я, понимающий в футболе куда меньше Старостина с Бесковым, для нее необходимы соответствующие игроки.

Громкий резонанс вызвал матч Франция — Бразилия. Какие мысли он навеял? Матч напомнил мне шахматную партию, над стадионом как бы повисло раздумье. Обе стороны, не желая попасться на тактическую хитрость противника, на его “домашнюю заготовку”, были преисполнены уважения друг к другу. Демонстрировалась техника, доведенная до совершенства. Та команда, которая завладевала мячом, сразу становилась опасной, она выглядела способной довести дело до попадания, до гола, как в баскетболе. В этом было что-то пророческое, нам показывали — вот таким футбол станет в будущем, и, пожалуй, можно было этому поверить.

Да, именно таким и стал футбол топ-команд.

А теперь о том, почему я не жалею, что чемпионом мира стала сборная Аргентины. Должен оговориться, что не гонюсь за сверхобъективностью и скажу то, что отвечает моим представлениям о футболе. Так вот, по моему разумению, футбол выиграл, получив такого чемпиона, как сборная Аргентины. У этой команды чувствуется творческое начало, вера в виртуозность, в самовыражение каждого игрока с помощью технических приемов и обводки, у нее культ звезд, она, если хотите, романтична. И добавлю, что такой футбол зрелищен, он нравится зрителям, он им понятен.

Вот он, идеал “Спартака” по Старостину.

Представим на минуту, что чемпионом бы стала сборная ФРГ. Тогда мы обязаны были бы в заслугу первой команде мира поставить плановость, верность схеме, стандарту, безоговорочное послушание тренеру и жесткость. Кстати, от жесткости до жестокости в футболе всего полметра расстояния.

Ну а такого антифутбола и на более низком уровне полно.

У меня не создалось впечатления, что советский футбол уступает в сопоставлении с другими школами. Но почему же тогда нет у нас заметных, постоянных успехов на международной арене? После чемпионата я еще более утвердился в мысли, что в футбольном отношении мы достаточно сведущи, у нас есть способные игроки, но все это растворяется в организационной аморфности и неразберихе. Возможность успеха становится делом случая, а не итогом работы.

Выделение мое. Что тут сказать — абсолютно точно. Причем и про нынешнюю sbornaya, и про нынешний же “Спартак”.

Футбол наш получил едва ли не все, о чем можно мечтать. Грандиозные стадионы, учебные базы, оснащенные по последнему слову спортивной науки, сеть детских школ, раскинувшуюся по просторам страны, сотрудничество ученых и врачей, участие во всех международных соревнованиях, поддержку со стороны партийных, советских, профсоюзных, комсомольских организаций. Футбол наш снаряжен, обеспечен, окружен заботой, обласкан.

За исключением некоторых деталей, все так и есть до сих пор.

Как бы внешне ни менялся облик футбола, внутренняя его жизнь во многом остается неизменной. По-прежнему в футбол играют люди. И я знаю: чем ярче футбольная индивидуальность, тем труднее, сложнее человеческий характер. Умение повлиять на него остается вечно актуальным. Примем во внимание и то, что сложные характеры проявляются в пороховых условиях борьбы, конкуренции, неизбежных поражений, когда вырываются наружу эмоции. Капитан ли раньше, начальник команды и старший тренер сегодня одинаково должны уметь управлять отношениями, чувствами, ни на минуту не забывая, что имеют дело с живыми людьми, а не с безликими пронумерованными фигурками.

Тут можно и не комментировать ничего.

И, наконец, в-третьих, выручает меня как начальника команды то, что я в молодые годы окончил коммерческое училище братьев Мансфельд и по образованию финансист.

У нас, неизвестно почему, не принято касаться финансовых вопросов. Их обходят, чуть ли не стыдятся. А они между тем с большой достоверностью отражают игру команд и то, как с командами работают. Разве не приятно, что “Спартак” не только покрывает все расходы, но и перечисляет на свой накопительный фонд ежегодно по 200 — 250 тысяч рублей? Благодаря этому мы не только оплачиваем свои нужды, но и оказываем поддержку хоккейной команде своего общества и команде второй лиги “Красная Пресня”. Удается это потому, что на “Спартак” ходят.

Не собираюсь выставлять заслуги нашего клуба. Напротив, убежден, что спартаковцы могли, даже должны были в большей мере оправдать надежды своих болельщиков: мы не сумели после чемпионата 1979 года ни разу выиграть золотые медали, хотя нам это было по плечу. Но все же начиная с 1977 года, когда “Спартак” оказался в первой лиге (к этой истории я еще вернусь), и до нынешнего года клуб наш, как правило, имеет что предложить зрителям.

Вот, Леонид Арнольдович, какая должна быть модель спартаковской самоокупаемости. Привлекать болельщиков на стадионы игрой, а не просто великим историческим брендом. Повесить в кабинете и читать и перечитывать по десять раз на дню!

Вот я и добрался до вопроса, который считаю принципиальным. Мы, кажется, уже перестали удивляться увольнениям тренеров. Начала команда проигрывать, и слышишь гадания: снимут ли тренера, когда, кто займет его место? Снимают. Но что с него взять — горсть волос? Пришел и ушел. Более всего удивительно, что еще вчера человек этот целиком и полностью всем распоряжался, а сегодня, как ни в чем не бывало, отбыл восвояси. И все надо заводить сначала.

А это читать болельщикам и прочим формирователям реальности — любителям снимать тренеров. Особенно в “Спартаке”.

Считаю опасным заблуждением, что старшим тренерам вменено в обязанность единоличное руководство всей жизнью команды. То, что они всецело отвечают за тренировочные занятия, распорядок дня и сезона, за игру, — это вне сомнений. Но когда старший тренер занимается решительно всем — воспитательной работой, хозяйством, финансами, транспортом, связями с “внешним миром”, нуждами игроков — это ненормально. Не в том беда, что внимание тренера рассеивается. Беда в том, что такой метод руководства выливается в оголтелое диктаторство.

А ведь совсем недавно так в “Спартаке” и было. Если уж даже осторожный Якин об этом обмолвился…

Мне легко предположить, что у нас гораздо реже снимали бы тренеров, если бы они не ведали всеми делами в одиночку. Людям свойственно входить в роль, если она им льстит. “Я все решаю, не нужны мне ничьи советы и предостережения, помощники лучше чтобы были бессловесными, если какие-то запреты стоят на пути, ничего, переступим, простят после победы, игроки чтобы и пикнуть не смели, их дело — выполнять установки, а если у кого-то свое мнение — пусть посидит в запасе, подумает!”

Потом команда входит в полосу неудач, начинается разбирательство, и в один прекрасный день самовластное диктаторство старшего тренера со всеми ошибками, обидами, сварами, нарушениями порядка, подорванными отношениями всплывает на поверхность, и следует решение о “несоответствии”. А если бы тот же самый тренер имел точно очерченный круг обязанностей, если бы рядом были люди, способные дать дельный совет, предостеречь, поправить, а иногда и одернуть, конфликт бы, глядишь, и не грянул.

Ничего не напоминает?

Что наиболее сомнительно, так это то, что тренеру всецело доверено формировать человеческие отношения в футбольном, очень непростом, коллективе. Допускаю, что иной специалист в технических вопросах способен проявить себя и умелым воспитателем. Но ведь не обязательно такое идеальное сочетание! Если же его нет (а это нередко), то в команде рано или поздно возникают разные странности и нелады, в конечном счете отражающиеся на игре и турнирном положении. Чувствуя себя вершителем всех судеб, тренер легко может стать несправедливым, полезному игроку откажет в доверии из-за его острого языка, предпочтет ему безропотного или подхалима, даже играющего похуже. Или может создать обстановку страха и подавленности, которая, как я многократно убеждался, к интересной игре не стимулирует.

Футболисты не станут объясняться в любви тренеру, но если в глубине души они его любят, то пойдут за ним, за его идеями до конца. Тренер же, неспособный предложить ничего, кроме попреков, угроз и уничижительных высмеиваний, пусть он и знает свой предмет, команду по-настоящему не объединит, крупных успехов ему, по-моему, не видать. Футболисту не только приятно, но и необходимо чувствовать, что он не фишка на учебном макете, а человек, влияющий на положение дел в команде, отвечающий за них, уверенный, что его мнение по крайней мере выслушают. А он изо дня в день сталкивается с тем, что ему не доверяют, прилюдно, при товарищах, разносят в пух и прах. Воображая себя единственным, от кого зависит каждая малость, такой тренер впадает в подозрительность, мнительность, и ему со временем становится не на кого опереться: все привыкли его слушать, а ему уже нечего сказать, он безнадежно повторяется.

Могут сложиться и другие разновидности отношений, скажем, дельному специалисту, но мягкохарактерному, игроки сядут на шею, а поддержать его некому, он один должен выходить из трудных положений, а не умеет, и все в команде идет шиворот-навыворот.

Вот он, “Спартак” эпохи после Романцева. Вряд ли, конечно, Николай Петрович даже в страшном сне мог предположить, что буквально все его предсказания в этих абзацах сбудутся именно в родной команде, пусть и не все тренеры одновременно проявят все описанные негативные черты…

В истории советского футбола зафиксирован факт, о котором до сих пор иногда вспоминают: в 1938 и 1939 годах “Спартак” завоевывал и звание чемпиона, и Кубок. Это один из рекордов, который не удалось повторить ни московскому, ни киевскому “Динамо”. Да, люди тогда подобрались у нас подходящие для подобных подвигов: характеры, воители! Перебираю мысленно тот состав и разве что двоих мог бы, да и то условно, назвать слабохарактерными. Тогда приходилось некоторых одергивать: “Побереги темперамент для следующего матча!” К слову, пробегая сегодняшний состав “Спартака”, вижу, что по боевитости (не по игровому умению, это едва ли возможно сравнивать) для той команды подошли бы разве что четверо.

Забавная вариация на тему “Раньше трава была зеленее”. Действительно, по-настоящему сравнивать футболистов разных эпох можно только по их самоотдаче на поле.

Если тренерский диктат в клубной команде имеет местное значение, то диктат тренера сборной страны — общее. В данном случае фамилии не имеют значения: каждый тренер, приходящий в сборную, чуть ли не в ультимативной форме предъявляет свои требования. Требования эти состоят в том, что годовое расписание всего нашего футбола должно быть приспособлено к нуждам сборной.

Насколько мне известно, нигде нет такого положения, только у нас. Руководители федераций других стран неукоснительно соблюдают прежде всего календарь своих чемпионатов, он основа футбольной жизни, а сборная получает дни для подготовки и выступлений с таким расчетом, чтобы не исказилась ритмичность чемпионата страны.

Утверждают, что в других странах порядок этот чуть ли не вынужденный, что продиктован он тем, что профессиональные клубы — коммерческие предприятия, любят считать деньги и до интересов сборной им дела нет. Мне этот аргумент кажется невразумительным. Почему мы позволяем себе не считать деньги?

Николай Петрович просто прямо про последнее время пишет. Ничего не поменялось за тридцать лет, ничего. Даже несмотря на то, что у нас теперь клубы — тоже профессиональные коммерческие предприятия. Это что-то глубже…

На матчи “Спартака” в среднем ходит по 30 тысяч зрителей. Из-за несовершенства календаря ранней весной и глубокой осенью шесть матчей мы бывали вынуждены проводить в зале, где может уместиться 3 тысячи человек. Нетрудно прикинуть, что мы лишаемся 162 тысяч зрителей, приобретающих билеты, а они, в свою очередь, лишаются возможности сходить на футбол. С одной стороны, очевидные убытки, с другой — пренебрежение интересами любителей футбола.

И здесь не меняется вообще ничего. Разве что играем теперь все-таки не в зале, а на стадионе, да еще и на своем, но, согласитесь, когда по воле составителей календаря “Спартаку”, да и любой другой команде приходится играть в какой-нибудь морозный декабрьский понедельничек в рабочее время, на стадион приходят далеко не все, кто могли бы.

Ошибки и недочеты страшнее всего тем, что к ним привыкают, с ними смиряются. А у некоторых товарищей появляется желание выдать их за неминуемые, присвоив им наименование — характерных особенностей. Мало того, их еще пытаются выдать за достоинства. Постоянно корректируя годовое расписание “под сборную”, хвастаются, что нигде в мире не могут так сделать, а мы, видите ли, можем. Мне не раз приходилось слышать программные заявления такого примерно содержания: “Во всех видах спорта все турниры устраиваются в интересах сборных, так же надо и в футболе”. Не стану судить о других видах спорта, но знаю, что в футболе с его десятимесячным расписанием, с его обязанностями перед многомиллионными зрителями полагается существовать не по образцу фехтования или гребли, а в своих, разумных, обоснованных, способствующих развитию условиях.

Николай Петрович точно писал в 1986 году, а не, скажем, в 2014-м?

Мне думается, что как раз на крепких клубных корнях произрастают сильные сборные. А мы, оставляя в пренебрежении корни, надеемся поживиться плодами. Замечу как бы в скобках, что в ряде первоклассных сборных с полным успехом выступают звезды, играющие в клубах других стран и прибывающие домой на день-другой. Меня это не удивляет, они отлично подготовлены в своих клубах, и им не составляет труда без дополнительных тренировок выступать за сборную своей страны.

А мы лучше будем на полном серьезе рассматривать вопрос об участии сборной России в чемпионате России отдельным клубом, “чтобы сыграться”, ага.

Я не обвиняю составителей календаря. Им приходится выкручиваться, идти на заведомо негодные варианты. Но, помилуйте, мы так хвастаемся научной обоснованностью чуть ли не каждого шага игрока на тренировке и в игре, а где же серьезные обоснования нашего турнирного режима, можно сказать, основы футбольной жизни?

С 1986 года высшая лига сокращена с 18 команд до 16. Это опять шаг навстречу нуждам сборной. До 1979 года было уже 16, мы и оглянуться не успели, как стало 18, и никто нам не объяснил, исходя из каких “научных рекомендаций” это было сделано. Когда в довоенных, первых наших чемпионатах пробовали различное число команд, это простительно: мы еще не знали как следует самих себя. Но теперь, спустя полвека, изменения формулы воспринимаются с грустным недоумением как знак того, что порядка в нашем футбольном доме все нет как нет.

Заменим сокращение чемпионата на переход на “осень-весну” — и можно сказать то же самое. “Порядка нет как нет”.

Тренеры любят сетовать на “короткую скамейку”, на то, что игроков не хватает. Если игроки собраны как попало, то можно набить ими троллейбус, и все равно далеко не уедешь, все равно скамейка покажется короткой. Я вспоминаю “Спартак” в годы его наивысших успехов (1938-1939, 1956-1958, 1962-1963, 1969-1970, 1979) и вижу прежде всего одиннадцать полноценных мастеров, основной состав. Вместе с ними находились еще по три-четыре игрока, приходивших, когда нужно, на помощь. Точно так же обстояло дело в динамовских командах Москвы, Киева, Минска, Тбилиси, в ЦДКА. В футбольном мастерстве количество в качество не переходит, наше число — одиннадцать, его мы и должны искать постоянно.

Вот. Два состава средних игроков никогда не сыграют так, как один состав сильных (и подходящих для модели игры).

А “троллейбус” как термин, означающий невразумительный состав, как мне кажется, имеет большое будущее:)

Комплектование команды — искусство. Иногда его выдают за счастливое совпадение, за выигрыш в лотерее. Но так кажется тем, кто наблюдает со стороны и судит о готовом. Фактически же мы, работающие с командами, непрерывно занимаемся комплектованием. Или — доукомплектованием. А есть еще и всем известная “смена поколений”. Так что я не помню дня, когда бы на его повестке не стояло вопроса о той или иной кандидатуре, о том, что пора кому-то готовить замену или подыскать на то или иное место игрока получше.

Как там у нас говорили — “пазл сложился”?

Многое сделано для того, чтобы каждая команда мастеров имела возможность искать, учить и готовить смену, не выходя за пределы своих владений. Есть и у нас своя, спартаковская, школа, рассчитанная на 420 ребят, с директором, завучем, 13 тренерами, администратором. Сказать, что она работает впустую, нет оснований. Г. Морозов, Е. Сидоров, С. Родионов, Ф. Черенков, С. Новиков, М. Русяев — воспитанники “Спартака”. Прибавьте к ним нынешних московских динамовцев А. Прудникова, Б. Позднякова, армейцев В. Самохина и Д. Галямина, В. Мурашкинцева из “Факела”, прибавьте бывших спартаковцев, находящихся в командах первой и второй лиги, и получится, что эффективность не такая уж и низкая.

И это вполне могло быть написано в нынешние времена, разве что с другими фамилиями — “С. Паршивлюк, Ж. Ананидзе, Д. Давыдов”, и так далее, и так далее.

Однако не могу похвалиться (а как бы хотелось!), что школа постоянно у меня в поле зрения. Из газет я узнал, что в юношескую сборную страны взят 17-летний спартаковец Шалимов. Ни Бесков, ни я, к великому своему стыду, этого юношу не знали. (Сейчас он стал появляться у нас в основном составе.) Можно бы сослаться на занятость, нехватку времени, разъезды, как это обычно делают руководители команд, едва речь заходит о школах. Но истинное несчастье в том, что по большей части все мы сориентированы на поиски игроков не в своих, а в чужих владениях.

Выцарапать, нахапать готовеньких игроков — удел и утешение посредственностей, а воспитать, выдвинуть, предъявить миру никому не известных — знак талантливости тренера и тех, кто его поддерживает, знак настоящей работы.

Здесь тоже ничего не изменилось. И, кстати, это совсем не “укол в будущее” Романцеву — он, может, и брал в свой “Спартак” неплохих игроков, но готовыми звездами из них не был никто.

Хотя нет, кое-что все же изменилось, и не в лучшую сторону. Будь это не 1986, а, скажем, 2006 год, у Шалимова тут же появился бы агент, который потребовал бы от клуба увеличить клиенту зарплату “раз этак в пять или шесть — больше ему не съесть, он у меня еще маленький”.

Руководство омолодили. Начальником команды был назначен Иван Варламов, старшим тренером Анатолий Крутиков, тренером Галимзян Хусаинов. Все спартаковцы, в прошлом хорошие футболисты. Этими соображениями и руководствовались при назначении. Не было только принято во внимание, что авторитет игрока не равен тренерскому авторитету. Случай характерный, даже заурядный, не раз бывало и в других командах, когда хорошего игрока, человека “своего” считали по одному этому признаку способным стать у штурвала. В основе таких скороспелых назначений, как мне кажется, лежит не слишком большое уважение (не в открытую, а втайне) к тренерской профессии, почему-то считается, что умение играть для тренера достаточно, а остальное — набежит, приложится.

А это читать и перечитывать всем любителям без разбора тулить в тренеры “своих”.

Больше всего подводила А. Крутикова чрезмерная самоуверенность. Создавалось впечатление, что он решительно настроен произвести реорганизацию с помощью одного только топора. И началась, как обычно в таких случаях, чехарда с составом, что дается легче всего, пошли рискованные замены и перестановки без необходимых осторожности и такта. Казалось, что старший тренер, не желая никого слушать (вот он, диктат!), вознамерился одним махом преобразить, поднять “Спартак”, сотворить что-то вроде чуда, благодаря чему сразу показать себя сильной личностью, утвердиться в числе лучших тренеров страны. Во всем был привкус “культа”, “Спартак” сделался как бы ставкой азартного, слепо верящего в удачу человека. И ставка это была бита.

Прямо как про другого тренера на букву К написано. Разве что игроки в его распоряжении были посильнее.

Источник:http://fratria.ru/cgi-bin/iBlog/post_3370297.html