 В субботу умер народный Федор Черенков. Народный футболист, равных таланту которого в нашей стране, возможно, и не было. И уж точно нет никого, кто бы мог сравниться в любви болельщицкой. Удивительно, но жизнь порой преподносит такие сюжеты, которых не выдумает писатель-фантаст. В 77‑м, когда «Спартак» вернулся в высшую лигу, я не поехал на отдых в Кисловодск, а пришел на тренировку дубля и попросился сыграть. Занял место левого защитника и всю игру долбил невысокого парнишку, что вышел на моем фланге: куда бегаешь, сюда бегай… Он ни слова не говорил, а уже потом, через несколько лет, я вспомнил ту историю и стал перед Федором на колени – тем мальчишкой был он – и попросил прощения.
В его жизни было время счастья и не-удач. Счастье – то, что он попал не просто в «Спартак», а к Бескову, который ценил таких технарей и доверял им. Черенков – это умение по-кошачьи, быстро и технично вывернуться из самого сложного положения на поле, когда тебя, кажется, скрутили узлом, а ты одним движением нашел выход. Понимаете, это невозможно придумать, это можно только сделать так, как может сделать гений. Это то, что подарил боженька, что дала природа. Конечно, он не подходил Лобановскому. Валерий Васильевич ценил игроков, физические возможности которых позволяли бегать все 90 минут. Черенков все 90 минут думал. Это не значит, что Федор или Валерий Васильевич плохи, они просто по-разному понимали футбол.
Черенков никогда не был требовательным, он был молчаливым укором, если кто-то недорабатывал. Чтобы было понятно тем, кто влюбился в футбол вот сейчас. Он не играл в приставку, не вел соцсети, не скандалил и даже не лежал долго на поле, чтобы потянуть время, когда били. А его – били. Он просто играл в футбол. Это сложно сейчас понять, но вот такой был футбол, когда игру любили просто за то, что это игра.
Но вот почему он народный, это надо запомнить. Не отказывал в автографе, ходил навстречу к трудовым коллективам и спокойно заговаривал с незнакомцами. Он просто жил, как все. Это не примета того времени, это просто Черенков такой. И примета того времени – спрашивать с себя. Не с судей, партнеров или говорить про нефарт. Как-то после детского турнира в Ефремове (Тульская область) возвращались вместе в Москву. И он говорит: «Серафимыч, дали диски, пересмотрел свои матчи… Говорят – великий. А я смотрю, здесь не туда отдал, пробил не так». Потому и великий, что все время думал о футболе. В этом величие. Для меня Черенков – это не только его голы. Это та самая песня «Виват, Король», которую пела Тамара Гвердцители на его прощальном матче. Сейчас такие песни не поют. Может, просто некому.
|
